Эффект летучей мыши. Антинаучная антиутопия - Михаил Павлович Шейтельман

Если вы впервые слышите эту цифру стоит задуматься над ее значением в физическом мире. 8 часов человек спит. Ну хорошо, американец, которому повезло, спит 8 часов в день. Еще 12 часов он потребляет медиа – то есть смотрит или читает нечто уткнувшись в экран. Итого 20 из 24 часов этот средний американец проводит не в реальном мире, а в мире фантазий. Изредка в мире своих сновидений, но чаще – в мире фантазий, созданных специально для него многочисленными киностудиями, новостными сайтами, порноактрисами и фейсбук-троллями. А также многочисленными агентствами по созданию фальшивых новостей.

4 часа в реальном мире и 20 – в вымышленном. Ну и какие шансы у «эффекта бабочки», работающего только с реальными объектами, против «эффекта летучей мыши» живущего среди новостных заголовков?

Среднего американца я взял для рассмотрения не потому, что это толстое грязное животное, жрущее гамбургеры и втыкающее в кино про гомосеков, а потому что в США индустрия статистики отлично развита и имеет достаточно долгую историю.

12 часов 9 минут в день медиа потреблялось средним американцем в 2019 году. А за десять лет до этого, в 2009-м, на медипотребление уходило примерно на 2 часа меньше. При этом «дигитальное» медиапотребление выросло за это же время с 2 с половиной до 6 часов в день. А значит, за последние десять лет средний американец не только еще на 2 часа в день исчез из реального мира, сократив свое пребывание в нем с 6 до 4 часов. В мире нереальном средний американец стал потреблять принципиально другой контент. Вместо хоть как-то грамотно слепленных профессионалами новостей и других сюжетов, выложенных в какой-никакой логический ряд, он стал получать информацию, которую ему показывают потому, что на ней много лайков, шеров и комментов, а автор которой, скорее всего, не профессиональный журналист, писатель, режиссер, а малограмотная пигалица из соседнего подъезда. Которой «свезло» именно сегодня получить свою минуту инстаславы.

23 сентября 2019 года на саммите ООН по изменению климата в Нью-Йорке шведская школьница Грета Тумберг пожаловалась взрослым дядям, что у нее украли детство, которая она вынуждена тратить на борьбу против всемирного потепления. Грета стала звездой мировых СМИ и даже именем нарицательным. Любую гринпис-гёрл теперь для простоты именуют «очередной гретой тумберг» чтобы не запоминать сложные скандинавские фамилии.

Если бы Грета Тумберг тогда же выступила на конгрессе по борьбе с расизмом, конференции в защиту прав растений или веломарафоне против сексуальных домогательств, никакой синдром Аспергера, обсессивно-компульсивное расстройство или селективный мутизм не позволили бы ей проснуться знаменитой. Потому что две инфодемии одновременно мировой информационный эфир распространять был еще не в состоянии, а место одной «инфодемии года» уже было занято как раз климатическим вопросами. 2019 год был «годом великих пожаров». Горели одновременно леса Амазонки, Сибири и Австралии. Австралийские пожары вызывали инфодемию такого масштаба, что когда одна моя подруга поехала на экскурсию в австрийский Зальцбург ее бабушка звонила ей и рассказывала, как именно нужно прятаться от надвигающейся стены огня, особенно если перед этой стеной несутся разъяренные кенгуру.

Инфодемия пожаров 2019 была настолько велика, что даже простоявший 850 лет и переживший самую настоящую, не информационно-фейсбучную пандемию бубонной чумы Собор Парижской Богоматери, не выдержал информационного натиска и сгорел. Скорее всего, на чердаке жила стая летучих мышей, которая и рассказала духу собора о бушующих по миру пожарах.

В 2019 году единственная свободная ячейка в массовом сознании, предназначенная для «инфодемии года», уже была занята пожарами, и Грета Тумберг своим выступлением на саммите ООН только вставила свои 5 копеек в инфодемию глобального потепления. Ну, хотя как 5 копеек… Общее количество средств, выделенные всякими ООНами, ЕСами и прочими всемирными организациями на то, чтобы такие греты тумберг отстали от них со своим детством, исчисляется скорее сотнями миллиардов долларов.

Двигаясь по календарю назад в историю, мы можем легко обнаружить и другие «инфодемии года».

2019 – глобальное потепление имени Греты Тумберг;

2018 – движение #MeToo имени Харви Вайнштейна;

2017 – фейкньюс имени «Кэмбридж Аналитикс»

2016 – «брекзит» имени Дональда Трампа

Сирийские беженцы на длинные дистанции

История инфодемий не начиналась с брекзитрампа. Если шагнуть еще на год назад, в 2015-й, по всему миру бушевала инфодемия «сирийских беженцев». Сирийские беженцы не сильно то и отличались от коронавируса. Из страха, что они проникнут в страну, всякие Хорватии, Северные Македонии, Венгрии и Словакии по очереди закрывали границы, хотя сирийские беженцы не сильно то и знали, где это всё находится. Страшные кадры толп сирийских беженцев возле какого-нибудь забора до боли напоминают то, что мы видим на съемках из «переполненных больными COVID-19» больниц. Но, главное сходство, конечно же, в бегущих далеко впереди сирийских беженцев разговорах о сирийских беженцах.

Беженцы просто по определению должны бегать очень быстро. На то они и беженцы. А значит, не обошлось без наших старых знакомых – «летучих мышей». Через эффект летучей мыши страх перед беженцами разлетался быстрее, чем сами они бежали.

В 2015, когда мир охватила инфодемия сирийских беженцев, я жил в Латвии, в Риге. Правительство этой маленькой страны бесстрашно сражалась с полчищами сирийских беженцев, грозящих наводнить просторы Латвии. Сражалось правительство с беженцами, естественно, в Брюсселе. Самих беженцев в Брюсселе отродясь не бывало, но именно в Брюсселе коммисариат Евросоюза распределял квоты – какая страна ЕС сколько беженцев должна принять. От Латвии требовали тысячу, но удалось сторговаться на 600 душ.

Возмущению латышей безответственной политикой правительства не было предела: «это же сейчас понаедут, все рабочие места займут, урожай сожрут» – не было в Риге таксиста, который бы не живописал мне все ужасы приезда сирийских беженцев. Вот такая страшная «летучая мышь» о сирийских беженцах прилетела таксистам из телевизора.

В это же время один мой товарищ, все еще живущий по законам «эффекта бабочки» и считающий, что любую проблему можно решить набором последовательных действий, а не показом по телевизору ужаса и кошмара, и возможно в том числе поэтому не работавший таксистом, а совсем наоборот, руководивший крупным логистическим предприятием под Ригой, не разделял пессимизма таксистов. Он предложил правительству Латвии, что возьмет на работу ВСЕХ сирийских беженцев. Из Латвии с момента присоединения к Евросоюзу уехали в более западные страны ЕС сотни тысяч жителей. А учитывая, что все население этой страны меньше двух миллионов, рабочих на логистические склады было не найти по всей стране. Предложил не на словах – подал заявку в службу занятости. На все 600 человек. Но так и не дождался ни одного. Потому что новости о сирийских беженцах долетают быстро, а сами беженцы за ними так и не поспевают.

В результате до Латвии доехало около 100 сирийских беженцев. Но большинство из них служба занятости и другие государственные органы найти не смогли. Они же беженцы. Убежали.

В начале 2016 года на одном из сайтов я встретил заголовок. «В Латвию прибыли еще 9 сирийских беженцев». Первый абзац новости гласил: «На прошлой неделе в Латвию прибыли еще 9 сирийских беженцев из Греции». Вот как. Из Греции. Я всегда подозревал, что инфодемия способна искажать не только информационное поле, но и географические карты.

Трамзит это стыдно, зато весело

Между избранием Дональда Трампа в ноябре 2016 года и победой евроскептиков на референдуме о выходе Великобритании из Евросоюза лежали полгода и Атлантический океан. Но все же, это явления одной инфодемии – инфодемии отказа избирателей от «электоральной политкорректности».

Формально говоря, традиционная западная демократия подразумевает, что голосовать можно «за кого хочется». Но воспитание, правила приличия, изредка просыпающаяся ответственность перед следующими или хотя бы прошлыми поколениями заставляет избирателя на участке принимать «взвешенное» решение. И в результате голосовать не за того, за кого «хочется», а за того, за кого не стыдно потом признаться, что проголосовал. Не будь этих ограничений, первым президентом России был бы не Борис Николаевич Ельцин, а Владимир Вольфович Жириновский.

В июне 1991 года проходили выборы президента РСФСР. Те, кто помладше, уже и не помнят, что так во времена СССР называлась Россия – Российская Советская Федеративная Социалистическая Республика. На выборах этих Ельцину противостоял премьер министр всего Советского Союза товарищ Рыжков, которого Ельцин в результате и победил с результатом 57 против 16 процентов. А вот третье место занял человек, о котором до начала избирательной кампании никто и не слышал. Владимир